Меня не раз спрашивали, как я стала адвокатом в Америке. Многие слышали, что это очень трудно. Соглашусь, трудно, но не невыполнимо.

Кем только я не поработала до того, как стала адвокатом. Сначала я была продавцом элитной косметики в магазине Macy’s. По-английски я почти не говорила (закончила гуманитарный лицей с немецким уклоном). До сих пор не понимаю, как они взяли меня на работу. Моей старшей дочке тогда было восемь месяцев, и я ещё кормила её грудью, благо дом был недалеко. Я получала $8.40 в час – это была минимальная зарплата, а нашей няне мы платили $12. Но моей целью было выучить английский на ходу и с глубоким погружением.

И вот я стою у огромной витрины с косметикой, о которой не знаю ровным счётом ничего, даже по-русски. При виде потенциального покупателя, бродящего между витрин, делаю страшное лицо в духе “не подходи” и молю всех богов: “Только не ко мне”. Когда человек всё же оказывался настолько невосприимчивым, что не замечал ни моего свирепого лица, ни божественного перста, указывающего в противоположном направлении, он наказывался по полной – моими услугами. Одним глазом я смотрела на него, а другим косилась на этикетку, приклеенную к баночке с кремом, гелем или еще какой-нибудь фигней, и с умным видом пыталась впарить ему эту дрянь.

Как ни странно, это работало, и я даже получила награду за самую крупную продажу за историю этой марки в данном магазине (на самом деле, я была ни при чем – ко мне приехала тетка из Китая с заранее составленным списком косметики для себя, для подруги, для подруги подруги и для ненавистной, по ее словам, свекрови – но об этом я скромно умолчала при вручении памятного знака “Лучший продавец магазина”, поскольку меня больше интересовало денежное вознаграждение).

В Macy’s я продержалась полгода, после чего, решив, что у меня уже офигенный английский, двинула дальше. Но я никогда ни на секунду не пожалела об этом своем приключении. Стать продавцом после вполне успешного начала юридической карьеры в России было полной авантюрой, но это было круто, и я до сих пор вспоминаю эти месяцы с улыбкой.

«Адвокат в США – это офицер суда» – Сергей Федоров

Отработав полгода продавцом косметики, я, со свойственной молодости самоуверенностью, решила, что теперь совершенно точно готова идти в юридическую школу. Никакие доводы о том, что для такой профессии нужен не просто хороший, а очень хороший английский, на меня не действовали. Будучи обычно человеком здравомыслящим, тут я волшебным образом, без всяких к тому оснований, сочла, что с моим шестимесячным английским и годовалой Наткой я уже вполне смогу осилить серьезную университетскую учебу. На помощь моему мужу, отчаявшемуся хоть как-то повлиять на меня, пришла его знакомая, которая к тому времени много лет работала в юридической фирме помощником адвоката и собиралась поступать в юридическую школу. Она попросила меня прислать резюме, а затем позвонить ей для беседы.

Наш с ней телефонный разговор поверг меня в транс. Я-то думала, что это будет неформальное приятельское общение, раздача дружеских советов и подсказок, но Лана подошла к вопросу серьезно, смоделировав ситуацию реального собеседования с не особенно приветливым потенциальным работодателем. Она говорила металлическим голосом и все время вворачивала совершенно неизвестные мне слова. На мою попытку перейти на русский она свирепо рявкнула “Speak English!”, отчего я растеряла остатки уверенности и начала заикаться.

К концу нашей “беседы” (а вернее сказать, моих жалких попыток хотя бы приблизительно понять, что говорила Лана, и ответить на ее витиеватые юридические пассажи своим ломаным английским продавщицы косметики), я ненавидела себя, мужа, Лану, английский язык, Америку и чертова Колумба. Последним гвоздем в крышку гроба моего немедленного намерения стать адвокатом стала Ланина заключительная фраза: “И вообще, у тебя даже в шапке резюме написано “sell” вместо “cell” (сотовый телефон) – тебе с такими чудовищными ошибками в резюме НИКТО НИКОГДА не перезвонит”.

Интересно: Американский «резидент»: откровения ветерана ЦРУ

Раздавшиеся в трубке злые короткие гудки безжалостно уносили мою юридическую мечту на неопределенное количество годо-километров. Впервые с момента приезда в США я почувствовала себя абсолютно беспомощной и никчемной, безнадежно бездарной и ни на что не способной гастарбайтершей.

Немного пострадав, я подала документы на курсы помощников адвоката. Это было отличной проверкой реальности и упражнением на смирение необоснованных амбиций. Первой неожиданностью стала реакция годовалой Наташи на мои вечерние уходы. Я вываливалась из дома в совершенном смятении и расстройстве – в ушах звучал душераздирающий рев дочери, перед глазами стояли ее полные слез и укора глаза, и я чувствовала себя бессовестной кукушкой, бросившей чадо на няню. Второе открытие оказалось не менее сокрушительным – на занятиях я не понимала НИ-ЧЕ-ГО. Язык оказался настолько специфическим, что даже студенты, неплохо владеющие английским, пыхтели и потели на лекциях.

В итоге муж купил мне диктофон, и я переслушивала лекции по несколько раз, разбирая каждое незнакомое слово. На это гробилось все свободное время и все выходные. Ко всему, однажды у меня прямо на занятиях вытащили из сумки кошелек. Денег больших в нем не было, но обидно было до слез – 10 часов вечера, темно, холодно, валюсь с ног от усталости, а в кармане нет даже на метро. Жутко стесняясь, но понимая, что вариантов нет, принялась объяснять контролеру, что меня обокрали, но он, пропуская меня внутрь, явно мне не поверил, от чего я почувствовала себя еще хуже. Помню, какой бесконечно несчастной неудачницей я себя чувствовала в тот вечер, глядя на свое отражение в темном окне вагона. Завершилась эта неприятная история нудной эпопеей с восстановлением документов и кредиток, оставшихся в кошельке.

ВИДЕО: Тур по зубопротезной лаборатории клиники Eureka Dental Group

Ну и вишенкой на этом горчично-тамариндовом торте было ежедневное общение с сумасшедшим пассажиром. Он заходил в вагон на одной и той же станции, в одно и то же время и спрашивал, обращаясь в никуда: “Который час?” Люди отвечали. Через минуту вопрос повторялся. Снова кто-нибудь отвечал. Но ряды отзывчивых редели после каждого повторения. После десятого раза ответа не следовало, и псих начинал орать, свирепо вращая глазами: “What the f*ck time is it?!?!” Люди ужимались, отодвигаясь от странного пассажира, и он всегда чудесным образом оказывался возле меня. Не то чтобы мне было реально страшно – кругом люди, и вряд ли что-то могло случиться – но жутковатые ощущения от его дикого взгляда и угрожающего крика я все же испытывала. Я пыталась менять время, двери, вагоны, но он неизменно оказывался рядом.

Вот таким мне и запомнился этот мой первый опыт учебы в Америке – несчастный ребенок, отнимающие все силы уроки, на которые не хотелось идти, неизвестный, но наверняка улыбчивый и доброжелательный одноклассник-вор, свирепый псих и хроническая усталость. Это время, в отличие от периода работы продавцом косметики, ассоциируется у меня с постоянным напряжением и дискомфортом.

Юлия Николаева