Американский ветеран Карл Ларсон воевал в Украине и вблизи Харькова потерял товарища, погибшего от российского снаряда. Ларссон до сих пор хранит обломок снаряда и одежду с кровью собрата из Иностранного легиона. Он убежден, что его друга-добровольца можно было спасти, если бы военные были оснащены должным образом.
После полугода службы в Украине Карл Ларсон вернулся в родной Сиэтл и основал организацию для помощи защитникам Украины. Ветеран с опытом войны в Ираке собирает деньги, покупает генераторы, дроны, транспорт и другие необходимые вещи для передовой. Кроме того, он отстаивает интересы Украины, работая с американскими политиками, в частности, весной присоединился к “Украинскому саммиту действий” в Конгрессе США.
В интервью Украинской службе Голоса Америки Ларссон рассказал, что помогать Украине он считает своим долгом как патриота США, а также сравнил опыт в Украине с опытом службы в Ираке. Военный считает, что война в Украине, в отличие от других многих войн, черно-белая, то есть нет сомнения на какой стороне зло, а на какой добро.
Ирина Шинкаренко, Голос Америки: Недавно, 23 мая, вы принимали участие в панельной дискуссии Европейского парламента по поводу “Группы Вагнера” и свидетельствовали о необходимости признания ее террористической организацией. Какие аргументы вы приводили?
Карл Ларсон, ветеран армии США: Очень важно признать “Вагнер” террористической организацией, потому что они являются наиболее эффективной частью российских вооруженных сил. Также есть многочисленные задокументированные случаи совершения ими военных и других преступлений по всему миру, не только в Украине, но и в Сирии, в Африке, действительно ужасных военных преступлений и зверств против гражданского населения в Африке. В Украине они применили жестокую, чрезвычайно разрушительную тактику против гражданской инфраструктуры и мирных жителей, проживающих в оккупированных регионах и тех, где продолжаются боевые действия.
Мои свидетельства касались прежде пехотной тактики “Группы Вагнера”, основанные на собственном опыте, моих собратьев из легиона, которые сейчас противостоят “Группе Вагнера”, а также на основе материалов первичных источников из Министерства обороны Украины. Украинские военные подготовили несколько секретных документов, в которых подробно описывается пехотная тактика “Группы Вагнера”, а также то, почему они работают так эффективно и почему остальные российские военные копируют их действия. И потому я подробно описал эту пехотную тактику, и что можно сделать, чтобы ей противостоять, что конкретно может сделать Европарламент, чтобы повысить эффективность украинских военных в противостоянии “Вагнеру”.
Я являюсь известным активистом здесь, в Соединенных Штатах, и собрал много средств, чтобы поддержать украинскую армию, а также побуждаю правительство США к лучшей поддержке украинских военных…
И.Ш.: В начале полномасштабной войны вы уехали в Украину. Какова была ваша мотивация?
К.Л.: Я не украинец. Я не говорю по-украински. Я никогда не был в Украине. Это хорошая страна, я слышал о ней хорошие отзывы. Эта страна не была в моих приоритетах в плане путешествий… Это отличная страна. Конечно, я желаю им всего наилучшего. Но настоящая причина, почему я уехал, – ради Америки, защищать американскую свободу. На мой взгляд, украинцы борются за нашу свободу. Выживание Украины – безопасность Америки.
Я уехал в Украину ради Америки, потому что я патриот и переживаю за свою страну. Я хочу убедиться, что моя страна больше не подвергнется нападению сильного враждебного иностранного государства, как Россия, как это было во время выборов 2016 года. Это было нападение на нашу демократию. Поддерживаете ли вы Трампа, или вы против него, не имеет значения. Я думаю, все американцы должны согласиться, что мы не можем позволить враждебному государству вмешиваться в наши выборы. Это был пример атаки “мягкой силы”. Но если мы проигнорируем это, если мы позволим, чтобы им сошло с рук то, что они сделали в 2016 году, а затем то, что они творят сейчас в Украине, по всей вероятности, может произойти атака “жесткой силой”, которую мы наблюдаем в Украине.
Я считаю, что Россия стоит за многочисленными расколами в американском обществе. Я считаю, что они стоят за крайними левыми и правыми элементами. Я думаю, что они поддерживают ультраправые движения, выступающие за превосходство белой расы и экстремистские движения. Посмотрите на Россию, они использовали такой подход еще в советское время, – разделяй и властвуй. Они поддерживают экстремистские элементы в любой демократии в рядах крайних левых и ультраправых. И они пытаются получить пророссийские экстремистские голоса у власти, что им удалось в Венгрии. Они делали это в Грузии, и делали это годами в Украине.
Прошло несколько дней, и мы увидели, что Украина не пала, и что украинцы воюют всем, что у кого есть. Я прочел о создании Иностранного легиона, пообщался с несколькими ветеранами армии США, которые планировали присоединиться к легиону, и узнал, что они собираются поехать туда и присоединиться. У меня есть военное образование, связанное с пехотой, я был сапером, что похоже на пехоту, пехоту с лопатами, как мы себя называем.
Хотя прошло 20 лет, как я ушел из армии США, у меня есть определенный опыт и навыки, которые, по моему мнению, могли быть полезными. По крайней мере, я мог помочь двум другим мужчинам присоединиться к легиону и уберечь их от неприятностей, поскольку я жил в Восточной Европе и был немного более подкован в международной жизни, чем те двое. И так мы прилетели, пересекли границу 8 марта в Украину из Польши.
И.Ш.: Каким был ваш опыт на войне в Украине в начале? Вы помогали отбирать новобранцев для Иностранного легиона.
K.Л.: На самом деле я пишу книгу о своем опыте службы в Иностранном легионе, в котором я провел три недели, помогая украинским вербовщикам у польской границы. А еще через три недели после службы в легионе я провел, работая в логистическом центре в Киеве. Так что это три очень разных периода моей жизни в Украине. Очень разные впечатления. Я усвоил много уроков и пережил много приключений. Когда мы вместе с двумя другими мужчинами пересекли границу, моя цель заключалась в том, чтобы помочь им присоединиться к легиону, а затем вернуться домой. Конечно, они вернулись домой, а я присоединился к легиону.
Я стал волонтером в центре набора и работал там три недели. Я до сих пор с ними на связи. Я все еще с ними дружу. Они отличные ребята. И у них была очень, очень тяжелая работа. В течение трех недель мы ввели процессы и процедуры для улучшения проверки солдат. Так, например, во время проверки прошлых данных мы не просто доверяли, когда кто-то говорит: “Да, я служил в армии”. – Мы проверяли, действительно ли они служили, при каких обстоятельствах покинули военную службу, и имели ли криминальное прошлое. И через три недели после этого качество новобранцев резко улучшилось. Я почувствовал себя комфортно, и присоединился к легиону.
У нас был отличный командир взвода, очень опытный, я до сих пор общаюсь с ним. Это прекрасно осведомленная личность. Работая с ним, через четыре дня я научился больше, чем за всю свою базовую подготовку в армии США.
Он был сержантом первого класса в пехоте Сухопутных сил США в течение 20 лет. Я был всего три года в Сухопутных силах США. Это было 20 лет назад. Поэтому сегодня я – гражданский. Если бы мне сказали маршировать, я бы, наверное, маршировал, но я многое подзабыл… И вот мы подготовились к развертыванию. А за два часа до отъезда автобуса моего командира отозвало украинское верховное командование, они забрали его и отправили на учебу в Николаев, где тренировал десятки тысяч украинских спецназовцев.
Вы можете догадаться, кто стал командиром резервного взвода, который получил эту роль сразу после отправки на обучение? Да, да! Это привело к тому, что я допоздна смотрел YouTube и читал полевые пособия… Например, как пойти на войну – в очень-очень детальном описании – и не умереть. Так что я изучал это вечером, а на следующий день инструктировал; у нас был достаточно опытный взвод. Я определял, кто владел навыками, кто мог бы тренировать, у нас был длинный список учебных тем: оценка состояния раненых, эвакуация, медицинская помощь, стабилизация, все о легкой пехоте, легион – это легкая пехота. Итак, это все базовые навыки пехоты, но это был просто пример чрезвычайных ситуаций, которые происходят в военное время, когда у вас не хватает людей и не хватает времени, а адаптироваться нужно прямо на ходу.
И.Ш.: Вы воевали у Харькова. В каких операциях вы участвовали?
К.Л.: В середине мая мы отправились в Харьков. И мы разворачивались постепенно. Мы не пошли сразу на передовую. Мы побывали в нескольких местах, ожидая так называемого боевого порядка, где украинское верховное командование решает, где именно наш батальон будет лучше отвечать военным целям.
И наконец это произошло: нам назначили участок вдоль реки Северский Донец, к востоку от Харькова. Русские были вдоль восточного берега реки. Для нас определили передовые позиции вдоль реки, используя так называемые наблюдательные пункты, которые в основном выглядели как ямы в земле, бункеры. И мы буквально смотрели на реку. Дальше у нас были радиорелейные станции и командные пункты, командный пункт роты. А потом у нас в городе был штаб батальона. И тогда я был назначен ответственным за то, что называется боевой поддержкой. Моя работа заключалась в том, чтобы обнаруживать российских разведчиков или атаки десанта через реку. Я был у них командиром взвода. Все меня уважали и я был очень рад работать с этим взводом. И я чувствовал, что внес хороший вклад.
Мы были своего рода “лежащими полицейскими.” Но потом мне пришлось уехать перед большим контрнаступлением, когда они забрали всю Харьковскую область вплоть до Изюма… Поэтому я пропустил все самое интересное. Я был там во время бомбежек, и страданий, и проникновения коллаборантов, когда русские переходили через реку и стреляли в нас, пока мы спали.
И.Ш.: Почему вы завершили службу в Украине?
К.Л.: Я был в Украине полгода. А у меня было всего шесть месяцев отпуска на работе. У меня начались проблемы со здоровьем, я не хочу вдаваться в детали. Я покинул легион и три недели был волонтером в логистическом центре в Киеве, я решил пойти работать на гражданском поприще. Мне очень быстро стало понятно, что в Украине много сильных храбрых мужчин, которым нужно снаряжение.
И.Ш.: Относительно снаряжения. Вы рассказывали, что потеряли своего товарища, потому что у вас не было генератора. Как это произошло?
К.Л.: К сожалению, вскоре после нашего развертывания на фронте, у нас была потеря, и действительно грустно, что это можно было предотвратить. У нас не было должного снаряжения, чтобы спасти жизнь моего собрата из легиона после того, как он попал под артиллерийский удар.
Было несколько присоединившихся ребят, которые не говорили по-английски. Но они быстро выучили английский, потому что когда твоя жизнь на кону, ты очень мотивирован. И всякий раз, когда была “работа”, он вступал в дело. Это признак хорошего солдата. Поэтому он был любимым членом нашей команды.
Это произошло перед ужином. Мы услышали жужжание, и раздался гул, дрон пролетел примерно в метрах 100 от нас. И мы гадали: это украинский дрон или русский? В районе также были украинские подразделения беспилотников. И мы видели их, и они сказали нам, куда их дроны летают. Так что мы решили, что это украинские дроны. Тогда мы начали “получать” от артиллерии, что было вполне естественно, ведь город все время бомбили. Но потом эта артиллерия подошла достаточно близко. Я как раз работал над дверью хлева. Я чинил замок, чтобы запереть внутри свои орудия. И вдруг в соседском дворе раздался сильный треск. И я понял, что на нас направлена артиллерия, я побежал за ребятами, которые готовили ужин на улице. Рядом был еще взрыв. Один снаряд попал очень близко к нашему дому и осколки отбросило на ребят. Осколки другого попали в плечо и руку одному из наших бойцов. И вот я побежал обратно в хлев, где был бункер, и увидел обнаженное тело на земле, которое дергалось, и я сначала не узнал, что это был Panzer, потому что привык видеть его в одежде. Я звал медика, у нас не было медиков, но у нас были боевые спасатели. Другими словами, просто солдаты обученные первой помощи; они подбежали, пытаясь спасти раненого. Мы перенесли его в бункер.
К сожалению, поскольку у нас не было генератора, наши радиоприемники не были заряжены. И поэтому мы не смогли вызвать медицинскую помощь, у нас не было эвакуационного автомобиля, чтобы доставить его в полевой госпиталь. Мы отправили посыльного, он наконец-то приехал на транспорте соседней части, но на тот момент прошло уже 40 минут и друг истек кровью.
И я скажу вам, что мне очень повезло, что я был за углом в хлеву, где работал, а он пошел прямо за угол с банным полотенцем и в шлепанцах, чтобы принять душ, так что артиллерия попала в него, а не в меня… Я находился менее чем в 3 метрах от него. Осколок снаряда, убившего моего побратима, я выколупал из стены хлева после того, как все произошло.
Военные штаны, выданные мне в украинской армии, я забрал домой. Я не стирал эти штаны с 31 мая, со дня, когда умер Panzer, я не стирал их, потому что на них его кровь. Вы все еще можете увидеть его кровь на манжете. И я никогда не буду стирать их, потому что это было бы неуважением к моему погибшему брату из легиона.
И.Ш.: И вы основали организацию в Сиэтле Ukraine Defense Support для помощи военным в Украине.
К.Л.: Я люблю говорить, что отложил винтовку, но все еще продолжаю борьбу. Я не мог восстановить нормальное, комфортное, безмятежное существование и игнорировать жизнь моих братьев, которые все еще воюют, потеют, истекают кровью и гибнут на передовой. Это борьба за мою свободу, мою безопасность здесь, в Америке, не только за безопасность Украины, очевидно, они там поддерживают украинскую нацию, но они тоже помогают мне. И я не мог игнорировать их ситуацию. У Украины много сильных, достаточно сильных храбрых людей. Но им нужно больше оборудование.
Когда люди слышат, что мы потратили миллиард долларов и думают, что украинские военные ездят на позолоченных танках. Но реальность на передовой совсем другая.
В реальности я видел там много солдат, носивших теннисные ботинки в мороз и несших свое снаряжение в полиэтиленовых пакетах, сумках для покупок, потому что у них не было рюкзаков. И запихивали свои боеприпасы в кармане, потому что у них не было патронташей. И без медицинских аптечек или хороших бронежилетов, не говоря уже о ночном видении, транспортных средствах или дронах. Возвращаясь сюда, я основал группу поддержки обороны Украины вместе с четырьмя другими людьми. В начале у нас было четыре или пять соучредителей. И мы сосредотачиваемся на двух вещах: половина группы работает над тем, чтобы призывать правительство США активнее поддерживать украинскую армию, а также работаем над сбором средств и оборудованием для поддержки армии. В первую очередь это дроны, ночное видение, транспортные средства и генераторы. на данный момент мы собрали более 100 тыс. долларов.
И.Ш.: Американцы до сих пор поддерживают Украину так, как год назад? Вы все еще получаете пожертвования для своей организации?
К.Л.: На самом деле мы получаем больше взносов, чем когда-либо. Это только потому, что наши усилия по сбору средств стали более зрелыми и мы узнали, что работает, а что нет. Так что сейчас мы получаем гораздо больше пожертвований, чем раньше.
Однако многие американцы очень чувствительны к пророссийской пропаганде, распространяющейся в Facebook и Twitter. Через электронные письма и видеоролики нам передают: “Зачем мы тратим деньги на эту далекую страну, когда не можем защитить свою собственную южную границу? Или: цена на газ зашкаливает! Почему мы должны слать наши деньги в Украину? Украина, как известно, коррумпированная страна, и все это идет в карман Зеленского, или: бла-бла-бла”. Итак, если вы посмотрите на опрос общественного мнения, Америка все еще поддерживает Украину, но не так сильно, как в прошлом году.
И.Ш.: Вы были боевым инженером во время военной операции в Ираке в 2003 году. Можете ли вы сравнить свой опыт войны в Украине с опытом войны в Ираке?
К.Л.: Это другая война. Происходящая в Украине война – это странная смесь Первой мировой войны и гибридной войны будущего, с дронами и мобильными телефонами. Это очень удивительно. Ты живешь в траншее, как твой дедушка, а дроны на тебя сбрасывают бомбы, очень гиперсовременные. Когда я был в Ираке… у некоторых ребят были мобильные телефоны, но они не походили на современные мобильные телефоны. Это были старые кнопочные телефоны, дронов у нас точно не было. Контроль командования гораздо более централизован в Украине. Так что это что-то другое. Не хватало многих снаряжений. И потому отдельные ребята покупали вещи, которых не было у подразделения. Например, я знаю, что парень, купивший дрон, стал оператором беспилотника, потому что заплатил за него.
И.Ш. Вам не хватало армейского режима, который был в Ираке?
К.Л.: Мне не хватало быстрой победы, которая произошла из-за огромных логистических преимуществ, которые мы имели против иракцев. И того, что подразделения функционируют более слаженно, когда все говорят на одном языке, и у нас было сильное обучение, у нас было два года, я лично провел два года обучения с подразделением перед развертыванием. Поэтому трудно сравнить это со стандартными двумя неделями, которые получает типичный солдат, только что присоединившийся к украинским военным. Мне (в Украине) не хватало тех преимуществ, которые предусмотрены всей логистикой и экономической мощью, которую имеет Америка и НАТО, я скучал по всему этому.
Скучаю ли я по вещам из легиона, которых не было в американской армии? Конечно! Боевой дух был выше, потому что, во-первых, война в Украине не такая, как война в Ираке, там не было серого. Это черно-белое, добро против зла. И все это знают. И любой находящийся там легионер твердо верит в дело… В то время как в Украине – это цель, это зов истории. История творится, и мы играем в этом невероятную роль. Так что я скучаю по тому обществу, тем ощущениям цели.
